Река текущего вспять времени
Дверь стоящая в пустоте или в полуразрушенной стене, дверь которая собственно говоря даже и не дверь, а дверной проем — как символ перехода из одного пространства в другое. Когда в пустыне мы видим стоящую дверь, которую мы можем обойти с любой стороны и пространство не изменится, но если мы в эту дверь войдём, то мы окажемся где-то в каком-то другом измерении В этих работах дверной проем никуда не ведущий, уже утративший своё функциональное значение и оставивший только символическое, смысл которого в том, что время может течь не линейно, а как-то парадоксально и мы одновременно находимся в своем прошлом потому, что мы помним его и проецируем себя в будущее. В этой работе в одной и то же плоскости находится два моих портрета: один в детстве и другой уже в наши дни и в обоих случаях присутствующие дверные проёмы — как бы я вхожу и туда, и сюда, я могу сейчас через эту дверь попасть в свое детство и наоборот когда я была ребёнком я как бы проецировала свое будущее.
Если смотреть шире, то это вопрос того как влияет то «кто мы» и «откуда мы» на то «какие мы сейчас» и «почему» и он особенно актуален сегодня.
Шары в профиль
серия шары в профиль посвящена 2020 году в Москве, году когда город стал пустым, расчерченным бесконечными цветными линиями разделяющими людей, друзей, семьи на какие-то совершенно непонятные атомы, году (времени), когда все люди надели маски и превратились в массу малоузнаваемых незнакомцев, похожих друг на друга как стеклянные шары
Амбивалентность короны
ибо много званых, а мало избранных. — Мф. 22:1-14
ибо много званых, но мало избранных. — Лк. 14:16-24
Фраза «званых много избранных мало» хоть и стала давно расхожей прямого смысла своего не утрачивала до последних дней, до появления в мире koronovirus’a, обратный смысл появился весной 2020 года: никто не зван, но все избранные, корона как символ избранности превращается в символ массовости. Я взяла статистические данные по Covid-19 по состоянию на 5 мая 2020 года во всём мире, эта дата выбрана мной как один из основных элементов изображения не случайно: 05.05.2020/0202.50.50 в зеркальном отражении выглядит так же как и в прямом. Для меня её двойственность кажется символом нашего общего человеческого настоящего. В течение этих дней мы вошли в условную зону турбулентности, нам известно когда мы в неё вошли, но непонятно когда и самое главное как мы выйдем из неё, в каком состоянии, в каком качестве? Мы, люди разных наций, биологически неотличимы друг от друга, все различия у нас в голове, прежде чем строить реальные «китайские» стены на границах наших стран, мы придумываем их необходимость. Covid-19 показал, что они иллюзорны — мир един и я хочу верить, что общее горе, страх и беспокойство помогут людям осознать ценность единства.
#вголовехудожника
Назвать меня фотографом будет неправильно. Я использую фотографии, но сильно их трансформирую. Так что фотография для меня – инструмент, рабочий материал. Один конкретный кадр – для меня не цель, ведь в моих работах используются от 3-4 до 30 фрагментов разных фотографий.
По направлению к живописи
Золото и шелк. Бархат и пурпур. Сами названия цветов и тканей рождают ассоциации с древностью, драгоценным искусством великих мастеров, работавших по заказу церкви и дожей.Екатерина Бубнова создает современные аллюзии на живописные полотна, тонкие, подобно тем, что по эскизам Рубенса писали для улиц европейских столиц во время венценосных торжеств. Она помещает внутрь своих композиций абрисы древних памятников, которые всякий студент искусства помнит с детства. Это язык для своих, код на коде, когда в молнии, лишь по движению глаз зрителя и улыбке узнавания определяются чужие и свои.Для кого современное искусство? Для всех? — Для всех, кто пребывает в культуре. Для тех, кто готов подняться на борт ковчега. Он построен и по-прежнему ожидает в порту, с украшенными высокими резными бортами в коврах, на которых — египетский писец и инфанта хитрого дипломата, и высокие мачты с алыми парусами по-прежнему радостно видятся тем, ради кого корабль плывет. Современная фотография и материалы, с которыми художник может работать сегодня, будучи производными новых технологий, цивилизации третьего тысячелетия, несут в себе — в памяти благодарного зрителя-творца — связь с культрой. И пока живы зритель и художник, зритель-художник, игра с пеленами, тонкими шелками, вытканными не трепетным шелкопрядом, но умной машиной, по-прежнему окутана аурой магического вдохновения и причастности к тому древнему языку образов, владению которым культура готовит с младенчества…
Ирина Чмырева, канд. иск.
Жизнь почти с самого начала
В основе этого проекта не лежит намерение визуализации подсознания, как могло бы показаться, но лишь желание понять мир женщины, мой мир, понять в целом как явление.
С одной стороны есть женщина и есть я с другой стороны, а моя картинка – она как мост. Для понимания мне необходима дистанция – только она позволяет мне видеть целое, не фрагменты, и осмысливать увиденное. «Жизнь почти с самого начала», то есть с того момента когда тайна творения уже принадлежит женщине безраздельно. Каждой женщине причастной к тайне творения хочется постичь её суть, но для этого есть только один путь: «выйти» за рамки ситуации и смотреть глазами стороннего наблюдателя.
Достоинства изъянов
Я — «фотографоман», снимаю и храню всё, ничего не выбрасывая, вдруг пригодится. Например, в серии «Достоинства изъянов» использованы плёночные фотографии с техническим браком — пятнами, царапинами. Когда я их отсканировала, то поняла, что это кладезь идей, помогающих делать потрясающие работы. У художников всё-таки странное мышление, по сравнению с людьми других профессий.
Палимпсесты ХХ века
Палимпсесты ХХ века, странные и бессмысленные, стёртые и заново заполненные, стёртые поспешно, грубо и небрежно, написанные поверх столь же поспешно хаотичным повтором якобы уничтоженного, как изъеденный молью клубок неумелой пряхи. Клубок, хотя бы функциональный когда был новым, сейчас скопище стыда за некчёмность и уродливую убогость своего существования. Обрывки фраз тщивших (мнивших) себя мыслями, глубоким следами в истории, — эфемерная цепочка следов на литорали. Мой дед [Сергей Шапошников] был скульптором, он закончил Суриковский институт в годы войны, он не был известен в Москве потому что много работал по всему Советскому Союзу и много ездил по стране. В1969 году он закончил рельефы на плотине Братской ГЭС, рассказывающие об истории Братска, это была крупнейшая стройка десятилетия. Монументальная скульптура позволяла всей семье заниматься творчеством. В своей мастерской он не только лепил заказные проекты, но и работал с обнажённой натурой. Мой дед много снимал для работы, ещё он немного снимал в путешествиях. В 1971 году он взял жену [мою бабушку] и младшую дочь и поехал на машине через Западную Украину в Чехословакию, а оттуда в Венгрию. Дед и бабушка часто рассказывали об этом путешествии, из этой поездки было и большинство слайдов, которые я нашла летом 2011 года в старой мастерской. Тем же летом я нашла нескончаемо длинный негатив — это была кардиограмма моего деда 60-х годов. Она меня потрясла, мне показалось, кардиограмма — графика жизни художника записанная на плёнку. В 2005 году мой муж [живописец-монументалист Евгений Щеглов] работал над серией фотографий обнаженной натуры с улитками. За эту серию фотографий он получил премию в 2007 на Санкт-Петербургском Фотовернисаже.Позже [эти фотографии он начал перерабатывать в живопись, а] я использовала некоторые из его кадров в своих коллажах. Мой свёкр [Евгений Щеглов] был графиком и карикатуристом, а так же любил снимать простую городскую жизнь. Его снимки оживили мои детские воспоминания. Я отсканировала все негативы из семейных архивов и начала работу над серией Палимпсесты ХХ века..
